Ломака тихо зафырчал, становясь сбоку от Перечницы. Двое - кот и кошка - только завидели их, как заспешили уходить.
Довольный собою, палевый котик надменно вздернул подбородок.
Незнакомцы мелькнули, точно всполохи, на мгновение встретившись взглядом с Ломакой.
В его нос ударил их запах.
Лапы почему-то кольнуло маленькими колючками. Де жа вю?
Бродяжка не придал этому значения, тихо предупреждающе зашипев в спины сладкой парочке.
Бурая кошка издалека была похожа на Перечницу. Наверное поэтому ее мех показался таким знакомым?
Кот перекинулся парой будничных фраз с бандиткой, а после ушел.
-Паршивые шкуры, - вторил кошке котишка, подхватывая соты и удаляясь вместе с наставницей в сторону лагеря. Им надо срочно отдохнуть. -Размножились как мыши, лапу некуда поставить, не наткнувшись на этих чудаков,

— перемотка — тоннели под землей

Палевый котик шел вместе с Перечницей, бодро помахивая поджиашим обрубком хвостика.
Как всегда пребывая в задорном расположении духа, он не отставал от бурой кошки, к которой успел привязаться за все время.
Кажется, она и Костяк стали для него кем-то вроде наставников, чем котишка крайне гордился.
Вдруг в далеке он увидел двух котов - один поменьше, другой побольше - она жались друг к другу в сумерках.
Палевый котик безмолвно кинул взгляд на Перечницу, начиная осторожно огибать противников со стороны. Он ждал знака от бурой бандитки, готовый к атаке.

Теневзор застыл, его нос дрожал, втягивая тревожные чужие запахи. Сердце колотилось так громко и часто, что отдавалось глухим стуком в висках, заглушая даже стрекот сверчков. Каждый вздох чужаков, каждый их шепоток казался ему громким, как раскат грома. В голове пронеслись обрывки страшных сцен: а что, если это те самые коты, что утащили других котят, в том числе его брата? А что, если они сейчас нападут? А если они не дадут им вернуться?

— Помню... — прошептал он в ответ Эхокрылу, но голос его дрожал и срывался. — Кажется... там, откуда дует ветер... но... — Он судорожно втянул воздух, пытаясь отделить знакомый запах тропы домой от чужого, враждебного амбре. — Их запах... он везде! Он перебивает всё! Они... они прямо на пути к лагерю!

Паника сжимала ему горло ледяными когтями. Он почувствовал, как подушечки лап вспотели, а усы нервно подрагивали.
— Не можем идти назад напрямую, — выдавил он, прижимаясь к Эхокрылу так сильно, что дрожь передавалась и ему. — Они услышат... учуют... Надо... надо тихо. Очень тихо.

Его лапы сами по себе попятились, ища укрытие. Пяткой он нащупал знакомый, корявый корешок старого дерева на краю поляны — тот самый, о который он всегда спотыкался днём. Сейчас он показался ему единственным островком безопасности в этом внезапно ставшем враждебным мире.

— Сюда, — он рванул Эхокрыла за собой в гущу папоротников, высокие листья которых тут же сомкнулись над ними, как щит. — Спрячемся тут... переждём... они должны уйти... должны же...

Он прижался к холодной земле, стараясь дышать как можно тише, но собственное сердцебиение оглушало его, мешая слушать. Каждый шорох с поляны заставлял его вздрагивать. Он зажмурился, хотя это ничего не меняло, и просто ждал, сжимаясь в комок от страха и холода, вцепившись когтями в знакомый корешок, как в якорь.

- Только бы они прошли мимо. Только бы не нашли нас.